Опера о докторе

.

«Приближенный к Председателю ВСУ» рассказал, почему стал предметом внимания оперов

Николай Мельник

Нежелание становиться инструментом
влияния в политических играх
вызывает неправовое давление
на судебную систему.
НА ФОТО: д.ю.н. Николай МЕЛЬНИК

Сложно представить себе человека на Украине, который бы не слышал сегодня о «коррупции в судебной власти», о повсеместном «принятии судами неправосудных решений» и о «рвении прокуратуры за чистоту судейских рядов». Но разговоры разговорами, а объективная оценка процессов в стране показывает, что чем больше говорят, тем меньше решаются задачи по устранению предпосылок для возникновения проблем в судебной власти и влас­ти в целом. О Верховном Суде Украины (ВСУ), судебной системе и других «судебных» вопросах мы беседовали с руководителем службы Председателя ВСУ, членом Высшего совета юстиции (в 2000—2006 годы), заслуженным юристом Украины, док­тором юридических наук, профессором Николаем МЕЛЬНИКОМ.

— Николай Иванович, сегодня постоянно от представителей органов государственной власти звучит критика в адрес судей, судов и ВСУ как наивысшего судебного органа. На самом ли деле сегодня ВСУ работает плохо и не справляется со своими функциями?

— По моему убеждению, ВСУ сегодня является наиболее компетентным и объективным судебным органом. По статусу и по факту. На мой взгляд, ВСУ справляется с выполнением тех функций, которые определены для него законом. Несмотря на, подчас, системные проблемы, прежде всего законодательного характера (противоречивость законодательства, его неполнота и постоянные изменения, несовершенство процедуры судебного рассмотрения дел и др.).

Хочу сказать, что ВСУ проводит колоссальную работу по рассмотрению судебных дел, обобщению судебной практики, дачи судам разъяснений по применению законодательства. При этом на судей ВСУ идет огромная нагрузка. Например, на каждого судью Судебной палаты по гражданским делам в месяц приходится в среднем 130—150 дел и жалоб. В таком режиме верховный судья работать не может. Да и основное предназначение наивысшего суда совсем другое — принятие прецедентных решений, определение правовой позиции по целой категории дел, иными словами — установление правовых ориентиров для судов низших инстанций. Именно таким способом обес­печивается одинаковое применение законодательства всеми судами, принятие ими справедливых и законных решений, предотвращаются системные судебные ошибки.

Поэтому давно уже необходимо было внести изменения в закон с тем, чтобы усилить процессуальную роль ВСУ, создать процессуальные предпосылки для повышения эффективности его работы, а значит и функционирования всей судебной системы. На практике, к сожалению, происходит совсем по-другому — мы видим стремление не только уменьшить конституционную роль ВСУ, но и уничтожить его как судебный орган вообще.

— Действительно ли уровень коррупции в судах столь высок, как об этом говорят, особенно в последнее время?

— Неоспоримым фактом является то, что на Украине уровень коррупции высочайший. Коррупция уже давно стала фактором, оказывающим определяющее влияние на политические, экономические, правовые и другие процессы.

И если говорить об уровне коррупции в тех или иных государственных структурах, нужно понимать, что коррупцией они поражены в принципе одинаково, поскольку все государственные органы функционируют по одним и тем же правилам. При этом, безусловно, есть особенности коррупции в политической сфере, в исполнительной власти и местном самоуправлении, а также в право­охранительной сфере и сфере правосудия. А основа коррупции, ее главные причины едины для всей публичной власти. И поскольку пуб­личная власть — политическая категория, то и корень этого зла (коррупции) находится в политической сфере.

Очевидным является то, что определенные политические процессы, политические конфликты стимулируют коррупцию, в том числе и в судах. Достаточно вспомнить о том, что делали с судами и отдельными судьями, какие появлялись судебные решения в период досрочных выборов 2007 года или о попытках провести досрочные парламентские выборы в 2008 году.

Говоря о коррупции в судебной системе, следует отметить два момента. Во-первых, в силу особого правового и социального статуса суда какое-либо злоупотребление судей властью является недопустимым в принципе. И поэтому так резонансно и, я бы сказал, больно общество реагирует на проявления коррупции в судебной сфере. Во-вторых, если исходить из опроса общественного мнения, а также из того, что с каждым годом возрастает количество обращений граждан в суды, то судебную систему никак нельзя считать наиболее коррумпированной.

Часто, упрекая суды в коррупции, государственные и политические деятели указывают на то, что судам доверяет всего лишь 10 % населения. Но при этом почему-то забывают, что уровень доверия к другим институтам власти (Президен­ту, парламенту, органам исполнительной власти) в два-три раза меньше! Хотя если подходить к проблеме серьезно, то нужно говорить о другом — о критически низком уровне доверия граждан ко всей власти.

Позволю себе утверждать, что та антикоррупционнная кампания по отношению к судам, проводимая в последние год-полтора, была обусловлена не столько желанием реально очистить суды от тех судей, которые злоупотребляют судебной властью, сколько преследовала иные цели. О чем, кстати, неоднократно публично заявлял Председатель ВСУ Василий Онопенко. По его мнению, такая деятельность была элементом организованной дискредитации судебной власти, направленной на усиление незаконного влияния на суды, вмешательства в их деятельность, установления контроля над ними. В этом ряду стремление принятия нелегитимным способом неконституционного законопроекта о судоустройстве и статусе судей, принятие неправовых решений о ликвидации судов.

— Пожалуй, последний вопрос, касающийся коррупции. Как можно ее предотвратить?

— Изменением правосознания населения, которое может произойти в результате кардинального улучшения политической, экономической, правовой и вообще социальной ситуации в стране. Политическая стабилизация, верховенство права в реальном действии, нормальные экономические отношения, независимая пресса, развитое гражданское общество — это основа, которая не дает возможности коррупционеру жить во влас­ти и в обществе.

Проблема противодействия коррупции — не в отсутствии антикоррупционных законов (у нас их намного больше, чем в других странах), а в бездействии тех, кто должен их применять.

— И все же многие, в частности, некоторые прокурорские работники, говорят о юридических сложностях привлечения судьи, нарушившего закон, к ответственнос­ти?

— Определенные сложности действительно есть, особенно с привлечением к дисциплинарной ответственности. Закон в этой части несовершенен как в отноше­нии оснований ответственности, так и процедуры.

Что касается уголовной ответственнос­ти, то при наличии достаточных оснований и профессиональном подходе особых сложностей не возникает, несмотря на наличие так называемой судейской неприкосновенности. В необходимых случаях парламент дает свое согласие на взятие судьи, обвиняемого в совершении преступления, под стражу, его задержание.

Но есть другие проблемы, о которых никто почему-то не говорит. В частности, о том, что в существующей практике принятие решения об увольнении судьи за нарушение присяги не ограничено никакими сроками давности. То есть, с одной стороны, можно инициировать этот вопрос и год, и через пять лет после совершенного судьей проступка. С другой — дело о нарушении судьей присяги может рассматриваться ВСЮ сколько угодно: и два, и три, и четыре года — такие примеры я знаю. Все это время судья находится в «подвешенном» состоянии. Но с юридической точки зрения — это абсурд. Даже уголовная ответственность имеет сроки давности. Таким образом, лицо, совершившее тяжкое преступление, может быть освобождено от ответственности по истечении срока давности, а судья, нарушивший присягу, — нет.

— То есть судья может допустить нарушение в первую «пятилетку» или даже в первый год своих полномочий, а ему через 20 лет перед отставкой это вспомнят?

— В принципе, да. Его можно, как я говорил, «подвесить» и дергать за эту подвеску и при избрании на должность бессрочно, и при переходе в высший суд, и при назначении на админдолжность. То есть здесь есть поле для разного рода манипуляций и злоупотреблений в отношении судьи.

— Вернемся к ВСУ. Народный депутат Украины Юрий Кармазин часто высказывает мнение, что якобы согласно пункту 12 «Переходных положений» Конституции Украины ныне ВСУ работает нелегитимно. Считаете ли Вы такое утверждение правильным? И действительно ли (и по каким причинам) ВСУ остается нереформированным сегодня?

— ВСУ имеет абсолютно легитимный статус и действует в соответствии с Конституцией. В упомянутом положении Конституции Украины сказано, что «Верховный Суд Украины, Высший арбитражный суд Украины осуществляют свои полномочия в соответствии с действующим законодательством Украины до сформирования системы судов общей юрисдикции на Украине, в соответствии со статьей 125 Конституции Украины, но не дольше чем пять лет».

То есть этим положением законодатель определил срок в 5 лет на продолжение ВСУ исполнения тех полномочий, которые были у него на момент принятия Конституции в 1996 году. По истечении этого срока ВСУ имеет другие полномочия, которые соответствуют определенной Конституцией новой системе судов — местных, апелляционных и высших. Указанное требование Конституции выполнено, и ВСУ сейчас функционирует в соответствии с Основным Законом.

Что касается реформы, в том числе и ВСУ, то она, безусловно, нужна. Как я уже говорил, в деятельности ВСУ имеются существенные проблемы, обусловленные несовершенством процесса пересмотра дел в кассационном и другом порядке.

Но реформа — это прерогатива законодателя. ВСУ свои предложения на сей счет выразил во многих подготовленных им законопроектах, а также в своих заключениях относительно других законопроектов, находящихся на рассмотрении парламента.

Вместе с тем то, что сегодня хотят «провести» через парламент как судебную реформу (законопроект о судоустройстве и статусе судей, рег. № 9016, № 9017. — Прим. ред.), по моему глубокому убеждению как юриста, как ученого, не имеет ничего общего с судебной реформой. В данном законопроекте заложены концептуально ошибочные и неконституционные подходы, которые усложнят функционирование судебной системы, сделают суды более зависимыми и приумножат многие существующие ныне в сфере правосудия проблемы.

— Перейдем, пожалуй, к вопросам относительно реагирования представителей прокуратуры на те или иные события и факты в судебной системе. Чем, по-вашему, можно объяснить то, что самые громкие заявления о негативах в работе судебной системы звучат, как правило, от замес­тителя Генерального прокурора Украины Рената Кузьмина?

— Этот вопрос необходимо задать г‑ну Кузьмину. Хочу только заметить, что многое из того, что им было сказано, на мой взгляд, является проявлением необъективности и тенденциозности.

— Это относится и к известному открытому письму Рената Кузьмина Президенту Украины относительно вины ВСУ в коррумпированности судебной влас­ти, процессуальных проблемах и так далее? На это письмо так же открыто ответили Вы. Складывается впечатление, что некое противостояние ВСУ — ГПУ получило личностный характер. Николай Иванович, чем вызвано такое противостояние? Какими могут быть его последствия?

— Я выразил свою точку зрения относительно позиции г-на ­Кузьмина, отраженную в его открытом письме Президенту. Поскольку в этом письме речь шла преимущественно в негативном аспекте о деятельности Председателя ВСУ г-на Онопенко, обеспечением которой я занимаюсь по долгу службы, я решил ответить тем же способом — публичным письмом. При этом я указал на необоснованность многих положений его письма, их юридическую несостоятельность, необъективность его позиции.

Многое из того, что изложено в письме г-на Кузьмина, либо имеет неконституционный характер, либо является проявлением непонимания сути права, конституционных основ осуществления правосудия, непониманием основоположных начал деятельности правоохранительных органов. Если замгенпрокурора не знает, что суды не ведут борьбу с коррупцией, а осуществляют правосудие, а борьбу с коррупцией осуществляют правоохранительные органы — МВД, СБУ и прокуратура, то я в своем письме поставил вопрос: как лицо с таким уровнем правосознания может надлежащим образом осуществлять полномочия замгенпрокурора и члена ВСЮ? Как может замгенпрокурора называть конкретного судью преступником до решения суда, нарушая таким образом презумпцию невиновности, установленную в статье 62 Конституции?

Анализ указанного обращения замгенпрокурора Кузьмина дал тогда мне основания для вывода, что это обращение «является проявлением профессиональной некомпетентности, откровенного правового нигилизма, игнорирования высокопоставленным должностным лицом определенных Конституцией и законами правовых основ функционирования органов государственной власти. Из содержания обращения усматривается неуважение его автора к закону, праву и суду, негативное отношение к правовым гарантиям, направленным на обеспечение законного и справедливого правосудия». Я тогда подчеркнул, что «особое беспокойство вызывает тот факт, что ­такое ­отношение проявляет должностное лицо, которое непосредственно причастно к формированию судейского корпуса и к применению уголовного закона».

Как показали дальнейшие события, этот вывод не потерял своей актуальнос­ти. Более того, то, что делал и говорил г‑н Кузьмин тогда и потом, считаю несовместимым со статусом работника прокуратуры и члена ВСЮ.

— Одно из последних заявлений, в котором г-н Кузьмин обвиняет, в том числе, ВСУ в покрывании незаконного прослушивания его телефонных разговоров. Как ВСУ и как Вы оцениваете его обращение во ВСЮ относительно увольнения за нарушение присяги председателя Апелляционного суда ­г. Киева, к слову, также члена ВСЮ, Антона Чернушенко, который как председатель суда дал соответствующую санкцию?

— Как я уже говорил, ВСУ может выразить свою оценку конкретным решением. Что касается меня, то я не владею достаточной информацией по этому поводу, чтобы делать какие-то выводы.

— Насколько известно, имеет место и несколько обратная ситуация: незаконно осуществляются следственные действия, включая прослушивание, в отношении Вас. Не без инициативы г-на Кузьмина. В связи с этим Вы обратились к Генеральному прокурору. Расскажите, что это за уголовное дело, по которому относительно Вас ведутся следственные действия, и почему Вы обращались к Александру Медведько?

— 22 июня с.г. я действительно обратился к Генеральному прокурору Украины с сообщением о совершении преступления. В этом сообщении я указал, что следователем по особо важным делам ГПУ Павлием еще в мае было дано поручение МВД Украины о проведении оперативно-розыскных мероприятий, в том числе технических, для проверки причастности меня, а также председателя Апелляционного суда г. Киева Антона Чернушенко и других работников суда к противоправной деятельности бывшего заместителя председателя Службы безопасности Украины Тиберия Дурдинца, а также причастнос­ти к другим преступлениям. Насколько я правильно понял из этого поручения, противоправная деятельность Дурдинца связана с его уклонением от исполнения решения Окружного административного суда г. Киева о его увольнении с должнос­ти. Согласно этому поручению, проведение оперативных мероприятий должно осуществляться относительно не только меня, а и «других работников суда». На Украине в судах сегодня работают по штату 8585 судей и 31 976 работников аппаратов судов. В год совершается 350—400 тысяч преступлений. На причастность к каждому из них МВД должно, согласно указанному поручению, проверить меня и всех 40 тысяч работников судов.

Это само по себе абсурдно. Так же абсурдно фактическое обвинение или подозрение меня в «содействии причастности А. Чернушенко к противоправным действиям Т. Дурдинца». Я вообще не знаком с г-ном Дурдинцом, никогда не имел никаких отношений — ни личных, ни служебных. По роду службы не имею никакого отношения к исполнению судебных решений.

И поэтому я обратился к Генпрокурору, поскольку считаю, что давая поручение о проведении относительно меня оперативно-розыскных мероприятий при отсутствии законных оснований (а их объективно не может быть), следователь злоупотребил властью, превысил свои полномочия, подстрекал работников МВД к нарушению неприкосновеннос­ти жилища, неприкосновенности частной жизни, незаконному использованию специальных технических средств негласного получения информации. То есть в его действиях я усматриваю признаки пяти преступлений.

Оставлять этот кричащий факт нарушения закона без правовой реакции считаю попросту недопустимым. Это поручение является примером того, как можно любого человека «прилепить» к любому уголовному делу, начать в отношении него незаконное уголовное преследование и оперативно-розыскную деятельность.

Чем это может быть вызвано относительно меня? Моей служебной и депутатской деятельностью.

В одном из своих недавних интервью замгенпрокурора Ренат Кузьмин сказал следующее: «Подразделение ГПУ, которым я руковожу, проверяет деятельность чиновников, приближенных к Василию Онопенко. В частности, следователи занимаются руководителем аппарата ВСУ Николаем Мельником, а также Евгением Корнийчуком».

В связи с этим у меня возникает ряд вопросов. Что, мной «занимаются» следователи Кузьмина, так как я являюсь «приближенным» лицом к Василию Онопенко? То есть объектом всего этого незаконного преследования и оперативно-розыскной деятельности является Председатель ВСУ, а поэтому нужно «заняться» теми, кто пребывает на «подступах» к нему — родными, близкими, коллегами по работе?

Такую реакцию Генпрокуратуры (в виде указанного поручения подчиненного Кузьмина) я напрямую связываю, в частности, с моей личной позицией относительно г-на Кузьмина, в том числе изложенной в упомянутом письме, а также моей ролью как депутата Киевгорсовета в выявлении сделки, связанной с незаконным строительством Кузьминым дома в Пуще-Водице. Как заместитель комиссии Киевсовета по вопросам правопорядка я голосовал за решение комиссии о признании этого строительства незаконным, добивался включения данного вопроса в повестку дня заседания Киевсовета. Кроме того, я внес депутатский запрос об отмене незаконного распоряжения Леонида Черновецкого, которым было дано разрешение на строительство дома в Пуще-Водице. Используя это незаконное распоряжение КГГА, Ренат Кузьмин в нарушение земельного и другого законодательства, при отсутствии необходимых заключений и разрешений органов государственной власти (по сути — самовольно), воздвигает поместье в Пуще-Водице. При этом, как свидетельствуют документы, была осуществлена незаконная вырубка более 100 деревьев, половина из которых — вековые сосны. Заметьте, все это осуществляется в столице Украины, и к этому непосредственное отношение имеет один из главных законников государства — замгенпрокурора Ренат Кузьмин!

— То есть это распоряжение следователя можно назвать местью: в отношении Антона Чернушенко — за прослушивание разговоров, Вас — за ответ и деятельность как депутата, а остальных работников суда — «за компанию», поскольку они косвенно подчиняются Василию Онопенко?

— В отношении меня лично — уверен, что это так. Я напрямую связываю включение относительно меня уголовно-правового преследования с моей позицией по указанному вопросу. Что имел в виду следователь, который давал поручение проводить меры в отношении «других» работников суда, мне неизвестно.

Должен сказать, что в прокуратуре сегодня сосредоточены полномочия, которые должны быть компетенцией разных государственных органов. При их недобросовестном совместном использовании ставится под угрозу законность в стране. Так, прокуратура осуществляет досудебное следствие, за проведением которого она же надзирает. Прокуратура осуществляет надзор за осуществлением оперативно-розыскной деятельнос­ти, поручение на проведение которой дает следователь прокуратуры. Можно ли в таком случае гарантировать объективность и законность? На своем собственном опыте утверждаю — нет. Если мы говорим о том, что в отношении судьи может быть возбуждено уголовное дело кем угодно: дознавателем, следователем, прокурором, то кто возбудит дело против прокурора или следователя прокуратуры?

— Недавно на пресс-конференции относительно обыска в служебном кабинете Евгений Корнийчук заявил, что причина таких действий может быть политической, в частности, «копают» под Василия Онопенко, а поэтому проверяют приближенных лиц, среди которых упоминалась Ваша фамилия. Почему Вас так тесно связывают с г-ном Онопенко?

— Потому, наверное, что по характеру своей работы я тесно сотрудничаю с Председателем ВСУ Василием Онопенко. В мои полномочия входит организация аналитического, консультативного, информационного и другого обеспечения деятельности Председателя ВСУ. Это и ежедневная работа относительно документов, предоставления информации, заключений, организация встреч, исполнение поручений Председателя ВСУ.

Кроме того, с Василием Васильевичем мы знакомы давно. У нас сложились определенные человеческие отношения еще во время совместной работы во ВСЮ. Мы во многом сходимся по мировосприятию и видению проблем правосудия. Мне комфортно работать с таким руководителем, как Василий Онопенко. И я благодарен ему за жизненную науку, за справедливое и доброжелательное отношение.

Если Ренат Кузьмин определил, что я являюсь приближенным лицом к Председателю ВСУ, то это вовсе не является основанием для того, чтобы «его» следователи «работали» по мне. Для процессуальных и оперативно-розыскных действий должны быть законные основания. Поэтому мое обращение к Генпрокурору и другие действия, которые будут мною осуществляться в рамках закона, — это не только стремление постоять за себя и восстановить нарушенные права, но и добиться ответственнос­ти тех, кто осуществляет такие незаконные деяния. Во-первых, чтобы зло было наказано. Во-вторых, чтобы предупредить такой беспредел в отношении других людей.

Беседовала Ирина ГОНЧАР,

«Юридическая практика». – 2009. – № 27 (602). – 7 июля.

Додати коментар

Забороняється мат або прихований мат, флуд, оффтоп та реклама у будь-якому вигляді.


Захисний код
Оновити